Сайт Екатерины Польгуевой  
  Биография За секунду до взрыва На бегу На той и этой стороне  
 
За секунду до взрываИз школьных тетрадей
(1984-1990)
Начала и концы
(1990-2000)
Двухтысячные
(2000-2010)
На бегу
(2010-2018)
На той и этой стороне
(2019-2020)

Книга Екатерины Польгуевой. На той и этой стороне
Книга «На той и этой стороне»
Купить в магазинах

Переводы с сербскогоРассказикиВидео

Екатерина Польгуева. Школьные дневники

Вычмат, прививка и тающий снег

Прямо перед праздничком, накануне 8 марта, у нас случилась двухчасовая контрольная по вычмату. Вычислительной математике… У нашей половины класса вычмат вела Елена Львовна – и она была глубоко убеждена, что я ей назло ничего не делаю, показывая, что плевать хотела на математику. Елена Львовна любила математику. И меня Елена Львовна любила. Вообще-то я и правда плевать хотела на математику, но нисколько не назло Елене Львовне.

Я же со всеми тетрадками и учебниками, как уже понятно, обращалась одинаково: сгребла вечером - и в сумку. Но с вычматом была еще одна сложность, он всего раз в неделю, по субботам – первым и вторым уроками. За неделю я просто напрочь забывала о его существовании. К тому же по пятницам вечером стали показывать по ТВ новую программу «Взгляд», на которую я подсела. Заканчивалась программа поздно – и потому на первых уроках в субботу я (а еще Юрик Хохлов, который тоже «подсел») была особенно не выспавшаяся. Но Юрик-то все равно занимался. А я просто спала, ненавидя линейную алгебру. Или ненавидела линейную алгебру, спя.

В одной из программ (только уже наверное позже, ближе к лету) показали сюжет про двух парней, чуть постарше нас. Они подобрали лошадь, которую списали с ипподрома и должны были умертвить – и заботились о ней. Было трудно. Один из парней жил на первом этаже, но в квартиру же не затащишь, лошадь была в палисадничке перед его окном. В программе пытались лошадь пристроить. Я не помню, что там было с той лошадью. А про парня, одного из тех двух, потом, через несколько лет был другой сюжет. Он поехал воевать в Боснию за сербов. Когда его спросили – почему, сказал, что здесь, в Боснии, он себя чувствует русским, а в России – нет, не может… А потом он погиб. Все это будет потом, но уже скоро.

Двухчасовую итоговую контрольную по вычмату класс писал целиком, не по группам, на которые обычно делился (так что мы с Катькой Атанасян - ее фамилия на «а», моя на «п» - были в разных). Первые слова первой (самой простой) задачки были «транспонированная матрица». Разрази меня громы и молнии – не знала я, что такое «транспонированная матрица». С тем же успехом задача могла быть записана китайскими иероглифами или арабской вязью.

«Что такое транспонированная матрица?» - спросила я у кого-то из соседей. Раз, другой… На меня коротко смотрели – и отворачивались, к своим тетрадкам. Ну, понятно, всем надо решать, а тут Польгуева с идиотскими вопросами, которыми надо было задаваться минимум месяц назад. Но мне казалось, что смотрели с презрением.

Я и сама себя презирала – за тупость, за неспособность понять элементарные вещи, за то, что все решают, у всех время идет быстро и продуктивно. А у меня бесконечные пустые два часа безделья и осознания собственной никчемности. Можно было бы писать стихи – но от презрения к себе стихи не пишутся. По вычмату у меня текущие оценки: 3 и 2. Сейчас будет еще одна пара. Со всеми вытекающими.

Да тут еще на днях попался рассказ Чехова «Володя», который начинался так: «В одно из летних воскресений, часов в пять вечера, Володя, семнадцатилетний юноша, некрасивый, болезненный и робкий, сидел в беседке на даче у Шумихиных и скучал. Его невеселые мысли текли по трем направлениям. Во-первых, назавтра, в понедельник, ему предстояло держать экзамен по математике; он знал, что если завтра ему не удастся решить письменную задачу, то его исключат, так как сидел он в шестом классе два года и имел годовую отметку по алгебре 2 ?».

А кончался так: «Володя опять вложил дуло в рот, сжал его зубами и надавил что-то пальцем. Раздался выстрел... Что-то с страшною силою ударило Володю по затылку, и он упал на стол, лицом прямо в рюмки и во флаконы. Затем он увидел, как его покойный отец в цилиндре с широкой черной лентой, носивший в Ментоне траур по какой-то даме, вдруг охватил его обеими руками и оба они полетели в какую-то очень темную, глубокую пропасть. Потом всё смешалось и исчезло...».

«Пару» за контрольную я получила, конечно. Но к счастью, у меня не было пистолета. И к счастью, у меня были стихи, которые спасали.

Прачка
С горем напополам,
У счастья на берегу,
Я тебе все отдам,
Я тебе помогу.
Где твой московский дом?
Как мне его вернуть?
Маленьким кораблем
В дальний пустился путь.
Крюк в стене или гвоздь…
Кто тебя сбережет?
Алой рябины гроздь
Голые руки жжет.
Мыльную пену смыть,
Лицо утереть от слез.
Быть нам или не быть?
Гамлетовский вопрос.
Восстания и вожди,
Войны и города.
Прошу тебя, подожди,
Не уходи навсегда.

10.03.1988

Я знаю, что не всех спасают стихи – кого-то наоборот. А кого-то, наверное, спасает Чехов. Нет тут общего рецепта.

 

Уже после 8 марта я как-то пришла к маме на работу – разбираться с вычматом. Надо же было исправлять «пары». А у них там, в ЦНИИКА, на Можайке, была молодая сотрудница (Лена, кажется, она потом уедет с мужем в Штаты). Она уже помогала мне два раза: в восьмом классе, когда я провалила зачет по действительным числам по матанализу, и в начале девятого – с какими-то программами на фортране по программированию. Естественно, совершенно забесплатно помогала. Даже как-то мыслей о деньгах никому в голову не приходило.

И вот там я крем уха слушала мамин разговор с одной ее приятельницей, которую я с раннего детства знала, с тетей Олей. Тетя Оля возмущалась, что в какой-то газете (может, она и называла газету, но я не запомнила) напечатали такое ужасное письмо, это все Лигачев виноват. А на Ельцина продолжаются гонения. Что там отвечала мама, я не прислушивалась. В отличие от Сумгаита, письмо это меня вовсе не волновало. Хотя кто такие Лигачев и Ельцин я в принципе знала. Но разговор почему-то запомнила.

Ох, ирония судьбы все же… Вот, сижу, гляжу сейчас на книжки, подаренные мне Е.К. Лигачевым лет десять назад. С дарственной надписью…

Послевоенные были
Расскажи о чем-нибудь, мамочка,
Хоть по возрасту мне не положено
Слушать сказки. Тусклая лампочка
И учебники кучей брошены.

Расскажи о чем-нибудь, милая,
Мы с тобою одни в целом свете!
Твои послевоенные были
Мне явились из прошлых столетий.

И Москва, просветленная, летняя,
И короткое детское платьице
Той девчонки девятилетней,
Что вернулась из эвакуации.

Школа, бантики, косы распущены.
Все тогда представлялось правдою.
Вы мечтали о светлом будущем
И еще не читали Ахматовой.

Вы счастливою метой отмечены,
Дети послевоенного года?
Бонапарты еще не развенчаны,
Над могилами слезы не пролиты.

Всё случится, чему предназначено,
Вы еще не такое увидите.
А пока многоцветно и празднично
Мир встречает своих победителей.

И Москва, просветленная, летняя,
И короткое детское платьице
Той девчонки девятилетней,
Что вернулась из эвакуации.

2 марта 1988, 9 класс

На излете 3-й четверти того самого 1988-го нам делали какие-то прививки. Помню, тягать начали еще с геометрии. Андрей Георгиевич объяснял новую тему – и запер класс, чтобы не тягали и не мешали. Но в дверь настойчиво забарабанили – и медсестра Ольга Михайлова возмущенно сказала, что нельзя срывать медицинское профилактическое мероприятие. «Не школа, а госпиталь!», в сердцах ответил Андрей Георгиевич. Но кабинет больше не запирал. По его словам, с женщинами, а особенно в школе, он не спорит. То высказывание, правда, касалось конкретно Нинель Юрьевны, которая однажды напутала с графиком контрольных – и не хотела это признавать (и потому у нас в один день получилось подряд две двухчасовых – сначала по программированию, потом по алгебре). Но, видимо, принцип – не спорить с женщинами, особенно в школе – был общим.

Никогда обычно у меня от прививок температура не поднималась, а тут поднялась! И в школу я последние два дня перед каникулами решила не ходить, хотя температура у меня уже к середине первого из неурочных выходных была нормальная. Мама разрешила.

Но тут чего-то позвонила домой Валентина Васильевна, наша классная, - видимо, я уже и без того много дней напрогуливала. Мама сказала про прививку (Валендра знала, что нам их делали), про температуру, естественно, не уточняя, что та быстро спала, - классной нечего было возразить.

Учитель географии Петрова Валентина Васильевна
Учитель географии Петрова Валентина Васильевна


Валендра вообще изредка звонила маме – разбираться с какими-то ситуациями. Помню, на мамину реплику, что «Катя боится», она так громко рассмеялась, что я слышала ее смех телефонной трубке: «Это Катя-то боится?! Ха-ха-ха!!».

Это поразительно, сколько людей считали меня какой-то то ли смелой, то ли наглой! Потому что ни наглой, ни смелой я вовсе не была. А страхи окружали меня, как чудовища проснувшегося ночью малыша. Только другие страхи, не малышовые, как мне казалось...

Ну вот, температуры нет, чувствую я себя прекрасно. А Юра позвал меня с собой на поэтический семинар к Татьяне Глушковой, членом которого был. И я, естественно, пошла. Когда я еще училась в 8 классе, и мы с Юрой только познакомились, - он договорился как-то, и мы ходили в Литинститут на семинары, которые вел у своих студентов Анатолий Жигулин. Просто послушать. Было интересно. Когда-нибудь я все же доберусь до 8 класса – и напишу об этом тоже.

А в глушковском семинаре он был участником. Меня брал пару-тройку раз за компанию. Тот раз был первый. Еще раньше Юра подарил мне книгу Глушковой с критическими статьями «Традиция – совесть поэзии». Книга была сильная и умная. А стихов Глушковой я совсем не знала. Глушкова курила одну сигарету за другой, у меня першило в горле от дыма. Она меня чем-то напугала (в конце 90-х я с ней познакомлюсь, правда, совсем не близко – и убей, так и не пойму, чем она меня за десять лет до того напугала). Но, несмотря на свою напуганность, я умудрилась встрять в разговор. Почему-то речь зашла о том, что в Минске нет ни одной школы с обучением на белорусском языке. А я заявила, что это «не совсем так». Осенью 1987-го мы ездили в Минск и в Брест на экскурсию – и там была речь об этом. И вот я решила уточнить. Глушкова, кажется, была недовольна, что посторонняя девчонка влезла – и сбила ее с мысли. Юра (который, к слову, вырос в Минске) тоже был недоволен. Но все это было легким и мимолетным, как и табачный дым.

А весна была прекрасная, головокружительная, снег таял стремительно. Небо отражалось в лужах, а лужи – в небе. Мы шли с Юрой по уже совсем вечернему, прозрачно-синему Новому Арбату (Калининскому проспекту еще). И тут меня окликнули. Это были мои одноклассницы. Я даже точно не помню – иногда мне кажется, что Оля Котина (она и окликнула) и Таня Селянинова. Но я совершенно не уверена, может, я это придумала (не что встретила, а кого именно), чтобы заткнуть дыру в памяти. Потому что от неожиданности и какого-то накрывшего меня смущения я вдруг ляпнула: - А у меня температура, вот я в школу и не пришла.

Угу, посреди вечернего Нового Арбата, за ручку со взрослым человеком. Температура у меня…

Глупость моих слов была столь очевидна, так выбила меня из колеи, что потом много месяцев я вообще хотела забыть этот случай. Хотя опять-таки, сегодня абсолютно не понимаю, что во всем этом было такого…

К концу каникул снег почти весь растаял. Март терпко пах дымом от травы, которую начали жечь за нашим домом. Дымный запах держался до середины апреля.

Сказки
Сказки дремлют под обложкой,
Выдохлись совсем, устали.
Это всё не понарошку,
Мы их вновь перелистали.

Кто придумал этот вечер,
Кто устроил этот праздник?
Ты наивен и доверчив,
Как мальчишка-первоклассник.

А на кухне стынет чайник.
Месяц призрачен и тонок.
Ты великий мой молчальник,
Я почти совсем ребенок.

От надежды до печали,
От обиды до забавы…
То, чего не замечали,
Оказалось самым главным.

Поиграем в кошки-мышки –
Кто здесь мышка, кто здесь кошка?
А на полках дремлют книжки
В старых вытертых обложках.

1988, 9 класс


Следующая страница: Жизнь наискосок


      • Главная   • Школьные дневники   • Вычмат, прививка и тающий снег   
 
  Биография
Библиография
Видео c Катей
Воспоминания о Кате

Польгуевские чтения
Проза:
За секунду до взрыва
Рассказики
Эссе
Школьные дневники
Журналистика
Поэзия:
Из школьных тетрадей
Начала и концы
Двухтысячные
На бегу
На той и этой стороне
Переводы с сербского
Cписки стихотворений:
По сборникам
По дате
По алфавиту
По первой строке
 
 
© Фонд Екатерины Польгуевой, 2020-2022



о проекте
карта сайта

Вконтакте