Сайт Екатерины Польгуевой  
  Биография За секунду до взрыва На бегу На той и этой стороне  
 
За секунду до взрываИз школьных тетрадей
(1984-1990)
Начала и концы
(1990-2000)
Двухтысячные
(2000-2010)
На бегу
(2010-2018)
На той и этой стороне
(2019-2020)

Книга Екатерины Польгуевой. На той и этой стороне
Книга «На той и этой стороне»
Купить в магазинах

Переводы с сербскогоРассказикиВидео

Екатерина Польгуева. Школьные дневники

Свободолюбие Мцыри

Опубликовано 8 марта 2014 года

И вот, я должна писать о Мцыри. Представляете, в каком я нервном состоянии? Я настолько взбудоражена, что даже делаю ошибки, совершенно не свойственные мне. Да я таких и во втором классе уже не делала! Но чтобы не быть голословной, просто воспроизведу это сочинение. Со всеми ошибками.

Пятое декабря. Сочинение-рассуждение. Свободолюбие Мцыри.

Волею судеб попал дитя вольнолюбивого, смелого народа в глухой монастырь вдали от своей родины. Еще будучи ребенком не мог он примириться со своей участью.

Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он томился
Даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И Тихо, гордо умирал.

Выхоженный монахом, он был оставлен в монастыре, и облачился в монашеские одежды. Но под церковными рясами скрывалась бунтарская душа, душа мечтателя, человека, который выше всего ставит свободу, жизнь, прожитую в тревогах и борьбе.

Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если мог.

Мцыри совершает побег из монастыря. Он живет тайной, может быть безумной надеждой вернуться на родину, встретиться с людьми, близкими ему по духу. Он мечтает полюбить.

Его мечты рушатЬся. Неведомая сила приводит его обратно к монастырю. Это убивает впечатлительного, мечтательного юношу. Но три дня, проведенные на свободе, стоят всей остальной его жизни, а может быть и жизней тех слепых и бесчувственных людей, которым не знакомо пьянящее чувство свободы, которые боятся бури и грозы.

В эти три дня Мцыри живет наполненной жизнью. Он наслаждается свободой, неизвестной ему ранее, но о которой он столько мечтал. Он борется. Борется с темным лесом, преграждающим ему дорогу на родину, с горным барсом, вставшим у него на пути. По жилам Мцыри течет кровь бунтаря, человека, который не примирится со своей судьбой.

Я восхищена молодым человеком, образ которого создал в своем произведении Лермонтов. Восхищена его тягой к свободе и полноценной жизни, его борьбой за мечту, непримиримостью к своему безрадостному существованию. Даже за стенами монастыря он остается вольнолюбивым человеком, бунтарем и мечтателем».


Итак, последняя точка поставлена – и я в отчаянии. Написанное даже не бледная тень – нет, это какая-то насмешка над тем, что я чувствую, что хотела выразить. Ну почему, почему у меня не нашлось нужных слов? Мне стыдно, мне горько, я не в силах заставить себя перечитать текст (хотя бы для того, чтобы поправить ошибки). Почему-то кажется, что я предала и Мцыри, и саму себя.

Страница закончилась. И тогда – с нового абзаца и с новой страницы я пишу в школьной тетрадке следующее:

«Я не понимаю, зачем писать такие сочинения. Ведь Лермонтов уже написал о свободолюбии Мцыри. Зачем же повторять чужие мысли, да еще в сто раз хуже, чем они выражены в поэме?
А то, что я действительно думаю о поэме, к сожалению написать не могу (вернее, не хочу). Все, что написано мною – слова самого Лермонтова (в отвратительной переработке). Так что открытия ни я, ни кто другой из нас не сделал».

И вот теперь, сделав такую приписку, я испытываю настоящее облегчение. Значит, все-таки не предательница. И безмятежно сдаю работу. Мне безразлично, что будет дальше.

А вот что было дальше. Урок истории, 41 кабинет. В класс врывается, да, именно врывается, Ирина Николаевна. Она взмылена, она задыхается от возмущения, в руках у нее тоненькая зеленая тетрадка. Моя. И она, конечно, по мою душу:
- Польгуева! Дайте мне сюда Польгуеву!! Да как ты могла?? Да как у тебя хватило…, - она и сама не знает, чего у меня хватило.

Ольга Фёдоровна укоризненно качает головой и жалостливо вздыхает. Может быть, ей жалко именно меня. А, возможно, она хотела вызвать меня к доске, а тут такое.

В следующий момент я в кабинете завуча. Благо, он соседний. Здесь же почему-то учительница пения. Бог знает почему – не учительская же! Я бы вообще не вспомнила о существовании этой учительницы, если бы опять-таки без меня примерный 7-В не накуролесил (и что такое вы умудрились учудить, а главное – зачем???) и не сорвал урок пения.

В наказание классу устроили контрольную И это как раз уже со мной, ни сном, ни духом ни в чем не виноватой и вообще не ведающей про контрольную по пению (идиотизм какой-то!).

Другие-то подготовились. К тому же 20 человек из 36 у нас, так или иначе, занимались музыкой. Многие в музыкальных школах, так что народ просто прихватил свои тетрадки по музлитературе. Кто-то, кажется Люся, поделился со мной своей тетрадкой. И я все списала. Вот только надо было написать биографию Шуберта, а я списала биографию Шумана (или наоборот). Оба на «ш» - и я, как человек музыкально неграмотный и лишенный слуха, перепутала. Поняла это, когда уже сдала работу. Если честно, мне было пофиг.

И вот Ирина Николаевна кричит на меня за приписку к сочинению. Я не помню точных ее слов, конечно же. Да и не было точных, почему-то приписка так возмутила ее, так выбила из колеи, что она не могла договорить до конца ни одного предложения:
- Читаю, неплохое сочинение. Конечно, чересчур восторженное – и ошибки. Но неплохое! Думала, поставить 4/4 – или даже 5/4. А тут… вдруг… тут… вдруг… Да как ты могла?! Куда катится мир!?

Теперь уже навсегда безымянная училка пения поддакивает. Потом находит в своей сумке мою контрольную, где Шуман перепутан с Шубертом. И они уже на два голоса причитают о том, куда катится мир, какая невежественная современная молодежь.

Безымянная училка ставит под моей работой «2». А Ирина Николаевна с пристрастием перечитывает приписку, зачем-то обводит и так стоящую запятую, добавляет пропущенную. И в сердцах, аж ручка впивается в бумагу, исправляет частницу «ни» на «не». Со словами:
- Ну вот, еще одна ошибка!

После этого выводит в тетради 4/3 и отправляет меня обратно на урок с требованием обдумать свое поведение.
- А все равно здесь должно быть «ни». И сделала я все правильно, - говорю я и, не оборачиваясь, ухожу.
Про свое поведение я не думаю, а шепчу слова из поэмы:
Прощай, отец... дай руку мне:
Ты чувствуешь, моя в огне...
Знай, этот пламень с юных дней,
Таяся, жил в груди моей.

Именно из-за этого правильного «ни», исправленного на неправильное «не», моя мама долго не могла относиться к Ирине Николаевне всерьез. Я, кстати, ни тогда, ни сейчас не могу понять, почему эта моя в общем-то вполне невинная и психологически объяснимая выходка вызвала у Ирины Николаевны такой гнев.

Забегая вперед – через год я стану ее любимой ученицей (одной из, если совсем точно). Но как раз перед этим в сердцах назову ее «дурой». Но об этом в свое время.

Наверное, надо завершить и историю с пением. Та контрольная была последним нашим уроком по пению (официально урок назывался «музыка») в школьной жизни. Во втором полугодии и восьмом классе такой бессмыслицей нас уже не грузили. За контрольную очень многие получили «двойки» и «тройки» - так что когда в 8 классе нам выставляли оценки в свидетельство об окончании неполной средней школы, я немного переживала: как там будет с «музыкой»? Но зря переживала: всем поставили «5»…

Следующая страница: Расслышать будущее...


      • Главная   • Школьные дневники   • Свободолюбие Мцыри   
 
  Биография
Библиография
Видео c Катей
Воспоминания о Кате

Польгуевские чтения
Проза:
За секунду до взрыва
Рассказики
Эссе
Школьные дневники
Журналистика
Поэзия:
Из школьных тетрадей
Начала и концы
Двухтысячные
На бегу
На той и этой стороне
Переводы с сербского
Cписки стихотворений:
По сборникам
По дате
По алфавиту
По первой строке
 
 
© Фонд Екатерины Польгуевой, 2020-2022



о проекте
карта сайта

Вконтакте