Екатерина Польгуева. Школьные дневники

Весна 1985. Переход в новый класс

Опубликовано 5 февраля 2014 г.

Весной 1985 года я решила перейти из 6-Б в 7-В, наборный. Вообще-то изначально у меня таких побуждений не было. Но в наборный класс захотел уйти мой лучший друг Лёнька Берман, а также, пусть и не друг, а приятель Наум Офман. Ну и за компашку почти друг – и уж точно хороший приятель Владик Григоров, с которым мы с 4 класса сидели за одной партой. И когда они не ходили в обнимку с Лёнькой, оба были вполне приличные люди. А вместе делались невыносимые.

Один раз, в 5 еще классе, они меня обсмеяли за мои слова сожаления, что вот, мол, и БАМ уже почти построили – так что на нашу долю ничего не осталось.

Это было в 35 кабинете, после уроков, при Елене Львовне, которая за меня робко заступилась (спасибо ей), что мол, Катя не так уж и не права, а БАМ – стратегически важная магистраль.

В общем, Елена Львовна мое желание (пусть и вызванное стадным чувством) уйти в «В»-класс поддержала. Сказала, хорошо, что я буду учиться у Андрея Георгиевича. А вот Татьяна Георгиевна, наш классный руководитель (которую ребята из других классов прозвали от фамилии Редянова – Редиска – нехороший человек или Редька, а мы с Лёнькой в 5 классе «Гидрой» - читали тогда Мифы древней Греции) не поддержала.

6 класс школы 444. 1985 год
Катя Польгуева - второй ряд сверху в центре

Татьяна Георгиевна вообще была крута и абсолютно, безупречно рациональна. Будто не русский и литературу ведет, а ту же математику. С нашей тонкой душевной организацией она не церемонилась. В 4 классе, когда я с кем-то посмела болтать на уроке (а я была болтлива) заявила, что со своими кавалерами я могу общаться и после уроков. Меня эти «кавалеры» возмутили. И я высказалась на эту тему вслух, чем, как говорится, не снискала расположения Татьяны Георгиевны. (Вообще-то я до 12 лет дружила почти исключительно с мальчиками, не воспринимая их как кавалеров. Они меня, как даму тоже не воспринимали. Так, упомянутый Владик уже в 6 классе, на перемене, когда мы обсуждали какую-то интересную книгу, а кругом все галдели, простодушно предложил: «Катька, пойдем в туалет, а то здесь все орут». Я как раз к тому времени уже начала ценить в себе женское начало, а потому уязвлено уточнила: «В какой, интересно? В мужской или женский?»).

Так вот, возвращаясь к Татьяне Георгиевне. Больше одного раза замечания за поведение она не делала. На второй раз – «два» в журнал по русскому языку – за непонимание как раз этого самого русского языка. Так что на уроках ее тишина была абсолютная.

В 4 классе у нас классной была Лотта Борисовна, которая вела и английский. Это отдельная история. Например, на родительских собраниях наши родители сидели по много часов (а такой привычки у них не было, наша первая учительница молоденькая Елена Борисовна умела проводить собрания коротко и по существу). «Я вам, конечно, не буду рассказывать о международном положении, - начинала она. Вы и так все знаете, что в последнее время…». Ну а дальше она долго-долго говорила о международном положении прежде, чем приступить к делам класса. О которых тоже говорила долго-долго.

А когда мы перешли в 5-й, Лотта Борисовна стала завучем. А нам в классные назначили Татьяну Георгиевну (тогда еще не Гидру). Когда мы 31 августа узнали, Катька Волкова плакала от горя. Я не плакала, но тоже хотела. - Курбатова, Михеев, Хрусталь – пройдитесь каждый по своему ряду, проверьте наличие домашнего задания.

И шли, и проверяли. И если у кого не было, - говорили прямо стразу. Это никаким доносом не считалось. Потому что во-первых, поверяльщиками были едва ли не все, а скрыть от Татьяны Георгиевны что-то немыслимо. Во-вторых, только в редчайших случаях кто-то домашнего задания не делал. Ибо себе дороже.

Такое было еще в 4 классе. А потому неудивительно, что в самом начале пятого Ленька, который и читал эти самые мифы, назвал ее Гидрой. Одну голову режешь – сразу пять новых. (Как же, год спустя, недоумевала бедная баба Женя – Евгения Ивановна, когда рассказывала нам про гидру пресноводную, а мы дико и неугомонно ржали. И ставила нам в пример 6-А, которому только что тоже рассказывала, и они вели себя как приличные дети. А прозвище-то это было только внутриклассное).

И голов этих понавырастало, когда стала она классной. Так же проверялись и подписи родителей в дневнике. Забыл – неделя внеочередного дежурства по классу.

Дневники она никогда не собирала. В субботу, на последнем уроке русского языка в неделю, давала нам какое-нибудь письменное упражнение. А в это время просматривала журнал – и диктовала оценки по всем предметам за эту неделю, которые нужно названным проставить себе в дневник. Исключительно «двойки» и «тройки», так как считала, что за лучшими оценками каждый может проследить и сам, чтобы они в дневнике появились. (Да, на ее уроках все выходили отвечать сразу обязательно с открытым дневником – и не дай бог не взять).

И вот, несмотря на такую убийственную диктатуру, Татьяна Георгиевна любила литературу, понятно и хорошо объясняла, всегда с уважением относилась к твоему мнению, если оно высказано грамотно и без ошибок. Вот, например, гоголевский «Тарас Бульба». Сначала она заставила нас три раза хором повторить вслух: АндрИй, АндрИй, АндрИй». С ударением на И. А потом сказала, что если кто-то скажет «Андрий» - с ударением на «а», то сразу получит «двойку». За незнание текста. И кто-то даже получил.

Зато когда я в сочинении в пух и прах раскритиковала Тараса, написав, что он не имел права убивать Андрия, потому что никто не имеет права лишать жизни другого человека, а тем более, того, кого породил, ибо в ответе за его воспитание и взрослые поступки, поставила мне 5/5. Правда сказала, что мое мнение по поводу Тараса с возрастом может измениться. И в общем оказалась права.

В общем, наша Гидра оказалась справедливой. А меня даже полюбила: за начитанность, за всякие придумки – не только на уроках. За то, что смелая и не боюсь высказывать свое мнение (даже ей, страшной Гидре). И, как ни странно, за то, что дружу с мальчишками, а они со мной.

И, наверное, потому, что полюбила, Гидра поступила со мной очень несправедливо. Да, она не хотела, чтобы я уходила в наборный класс. А списки 7-В уже вывесили. И я там была, в этих списках – Польгуева Екатерина. Но на второй день кто-то ручкой подправил мою фамилию. Уже не помню – как. Типа «Польгуева» на «Польчуева». И Гидра сказала, что я – это не я, а какая-то совсем другая, неизвестная девочка из другой школы. Я не поверила. Гидра сказал: «Не веришь мне – иди к директору». Не знаю, на что она рассчитывала. Она же знала, что я смелая…

И я пошла к Инне Ивановне. А та отвела глаза – и сказала, что да, другая девочка, не я.

Я опять не поверила, сказала об этом Инне Ивановне – и пошла домой. В школьном дворе меня поджидали Паша Гладкий и Вова Васильев. Они бросили в меня камень. Как сказал Паша, «за предательство класса». Не попали. Я думаю, и не хотели попасть.

Что делать, я не знала. Мне было плохо. Я была разочарована. Я была оскорблена. Я была возмущена таким беззастенчивым враньем. Но через пару дней меня нашла Инна Ивановна. Да-да, сама нашла, не вызвала к себе в директорский кабинет. Нашла – и сказала: «Катя, извини. Это ты в списках. Если по-прежнему хочешь, можешь переходить в наборный класс».

С Татьяной Георгиевной мы никогда об этом случае не вспоминали. Хотя общались и после того, как я окончила школу. Я ее простила.

Но эти, казалось бы, ерундовые события, сильно изменили меня. Заставили повзрослеть. А потом настало лето. В августе я потеряла близкого человека, впервые столкнувшись со смертью. И еще в августе я влюбилась. Да, в Антошку Шарова, который окончил 9-й класс нашей школы. А еще, только по-другому, конечно, в Ольгу Кудрину из антошкиного же 10-В. (Сейчас такое напишешь – и сразу всякая фигня в голову лезет. А никакой фигни. Ольга была необыкновенная).

В общем, к 1-му, а точнее ко 2-му сентября 1985 года, когда мы первый раз пошли в 7-В класс, я уже была не совсем тем человеком, что в мае того же года. Но это для следующей части.

Следующая страница: О неизменном и изменившемся