Екатерина Польгуева. Школьные дневники

Мальчишки из «девчачьего» класса

Опубликовано 14 февраля 2014 года

Уж кем-кем, а трусихой наша Людмила Лексина – Люся, - никак не была. И не переименовывал ее никто: и Люсей звали, и Людой (и ребята, и учителя), как кому нравилось. Я, что понятно, исключительно Люсей.

Была она не такая, как другие. Эти другие или сразу почувствовали себя на своем месте, или осторожничали – притирались, пристраивались, присматривались. А Люська рвалась навстречу новой жизни без страха, с отрытой душой, но чувствовалась в ней какая-то тревожность, что ли. Вдруг не примут? Вдруг оттолкнут? Этим – открытой душой – она была похожа на меня. Но в ней чувствовалось больше уязвимости. Может, мне захотелось ее защитить? Была во мне такая жилка. А потом получилось, что никого защищать не надо – можно просто быть рядом, общаться, дружить.

Да, что касается формы. В первые недели я была «синей вороной» среди «коричневых». С 8 класса девочки носили не форменные школьные платья, а синие юбки с жакетами. Нашим родителям сказали, что можно и с 7-го. Так что я пришла в синей форме, купленной в эстонском городе Валга. А девочки из других школ этого не знали – и пришли еще в платьях.

Но через месяц-другой «синих» стало появляется все больше и больше.

Вы спросите, почему я начала с девочек, а не с мальчиков? Причина проста. Я уже писала, что лет до 12 дружила исключительно с мальчишками. А в последний год начала чувствовать свое женское естество и обижаться, когда ребята ко мне относились исключительно, как к своему парню. Вот и хотелось сойтись, прежде всего, с девочками.

К тому же наш 7-В был уникален еще по одному параметру. Пожалуй, в школе не было в «нашу эпоху» такого девчачьего класса. Всего на две-три девочки меньше, чем мальчиков. Например, в нашем «б» классе количество учеников с 1 по 6-й менялось от 40 до 46 человек (потому нескольким и разрешили перейти в наборный, чтобы немного разгрузить класс), а девочек из них – от 11 до 15.

Я думаю, это важный фактор. Как-то, кажется, когда мы отмечали 15-летие окончания школы, Андрей Георгиевич сказал, что мы до сих пор общаемся не только потому, что сохранили общность интересов, но и потому, что было в классе много девочек, а они лучшие объединители и организаторы. По мне, так он прав!

Итак, кроме «старичков» и уже знакомого мне Женьки – кто вспоминается мне по тем дням?

Прежде всего, Максим Шестаков и Даниэль Либерзон. Они как-то сразу оказались за одной партой. Данька – маленький, быстрый, красивый. Ох, какие у него ресницы. Позже Наташа Хазова подкалывала его: «Данечка, подари мне свои ресницы!».

Но вообще-то Даня – язва такая, сам мог, кого угодно подколоть. Был этот малыш ко всему прочему жутко, до безобразие умный. Помню и его почерк, ясный, взрослый, ни единой ошибки. Не чета моим корявым буквицам. Какое-то упражнение школьной утренней зарядки (помните такое дело, ее транслировали по школьному радио – и не дай бог опоздать к 8:15) совершалось под мелодию, которую я хорошо помню, но напеть по фесбуку не могу. И мы пели на эту музыку: Давай покрасим Либерзона в рыжий (вариант – синий) цвет. Но это было уже в 8 классе.

А Макс Шестаков показался мне чересчур высокомерным. Впрочем, имел право – он тоже был безумно умным.

Юрик Хохлов. Его сразу же так и стали звать – Юрик. Маленький, но в отличие от Даньки, кругловатый, не язва, зато боевой и шумный. Даже скандальный.

Миша Мошенский и Славик Попов – длиннющие, попробуй, не заметить и не запомни!

Игорь Подобедов и Антон Целовальников – какие чудные фамилии! А какие они сами, как и Миша со Славой – да кто ж их пока знает?

Леша Ижмяков выглядел едва ли не самым страшим, хоть был и не такой высокий, как Слава и Миша. Как и Лёнька Берман, уже малец басил. Школьная курточка смотрелось на нем косо и неуместно. Пионерских галстук – еще более неуместно.

Он буквально на всех уроках говорил умные вещи и задавал сложные вопросы с учеными словами. Однажды, выслушав такой вопрос то ли на алгебре, то ли на геометрии, Андрей Георгиевич сказал:
- Алексей, принеси пожалуйста, сингулятор!
- Что? – удивился Леша.
- Что? – удивились мы все. – Вообще что такое этот «сингулятор»?
- Очень правильный вопрос, - отозвался Андрей Георгиевич. – Если не знаешь, что это такое, даже непонятно, куда идти за ним. Может, в аптеку. А может, в булочную. Любое новое понятие должно сначала получить определение.

Александров Андрей Георгиевич

Андрей Георгиевич неоднократно посылал многих из нас за «сингулятором», пока мы не привыкли не использовать «умных слов», значение которых понимали смутно. Мы-то казались себе от этого умнее, а на самом деле выглядели дурачками-повторюшками, не умеющими думать своей головой. Впрочем, привыкли быстро.

А еще Марк Цирик. Его я могла бы поначалу просто не заметить, потому что он был очень спокойный. И знаете, может, так оно даже и было. Может, эта история случилась позже, к весне – не поручусь за точность. Но в моей памяти она осталась в начале учебного года.

К выдержанному интеллигентному, совершенно не скандальному Марику прицепилась Евдокия Львовна Гирович. Наша знаменитая, вечная, незабвенная Дуся, Евдоха – грозный завуч школы со дня ее основания (то есть завуч-то не со дня основания, но работала в 444 – с первого ее дня). К Марику беспричинно вечно кто-то или что-то «цеплялось».

Химию Евдокия Львовна у нас не вела – и где и как она наткнулась на тихого Марика, может рассказать, наверное, только сам Марик. Она прицепилась к его прическе: мол, кудри слишком длинные. Хотя вообще не помню, чтобы в наши времена кто-то в 444 школе цеплялся к прическам. Вот легенды об этом из былых времен – знаю.

А еще, когда мы учились классе в 3-м, один парень, из другого мира – он был уже в 9-м, после летних каникул пришел с бородой. Мало у кого в неполных 16 вырастет борода. А у этого выросла (мы бегали на него посмотреть, еще бы – такая достопримечательность). И вот Евдокия Львовна, а еще классный руководитель, другие учителя и члены школьной администрации, требовали, чтобы он немедленно сбрил бороду. Потому что безобразие – ученик с бородой! Нарушение порядка и всех правил!
- Ничего подобного, - говорил 9-классник, имя которого я не могу вспомнить. – Вот они, правила для учащихся. В них написано, что прическа должна быть аккуратной. У меня аккуратная. Про форму школьную есть – так я в форме. Украшения в школу носить не положено – никаких украшений я никогда не носил. А про бороду ничего в правилах не написано.

В конце концов, отчаявшись, учителя от него отстали. Да и вообще всем надоела его борода. Наверное, и ему самому. Скоро он стал самым обыкновенным мальчишкой, без бороды.

Но у 13-летнего Марика-то никакой бороды не было. И волосы – самые обычные мальчишечьи вихры. Чего Дусе не понравилось? Она все требовала, чтобы он постригся к завтрашнему дню. А Марик приходил в школу такой же, как накануне. Как-то Евдокия Львовна вошла в 41-й, где у нас была история, увидела нестриженного Марика, дала ему рубль – и услала стричься немедленно. Марик рубль взял, ушел, а на утро был все такой же. Сказал, что на рубль купил себе всяких вкусностей. Чем дело кончилось, я не помню. Нет, рано или поздно, он, конечно, постригся, это очевидно.

Следующая страница: Десятиклассники