Екатерина Польгуева

«Журавленок и молнии» Владислава Крапивина

«Журавленок и молнии» Владислава Крапивина – книга уникальная. Ну, если не уникальная, то очень редкая. Даже для Крапивина. Крапивин детский писатель – в лучшем смысле этого слова. Я никак не могу внятно и словесно сформулировать определения, но на уровне ощущений – это легко. Есть детские книги, которые интересны взрослым. Есть взрослые книги о детях (которые маскируются или даже не маскируются под детские), интересные детям. Повторюсь, не могу это сформулировать словесно, но чувствуется сразу. У Крапивина почти все книги – детские. Даже те, которые маскируются под взрослые. Помимо автобиографических книг, о которых отдельный разговор.

Так вот, когда я первый раз читала «Журавленка и молнии» - мне было 12 лет – мне подзаголовок «роман для детей и взрослых» показался едва ли не кокетством. Впрочем, я о нем тут же забыла, об этом подзаголовке. И потом долгие годы не обращала внимания. А перечитывала я книгу неоднократно. Помню, мы ее втроем читали в Паланге, вслух – мне было 18, Олегу 12 – ну и мама. И тогда я впервые что-то заподозрила – на счет необычности этой книги. Именно потому, что и мне уже не 12 было – и на многое я смотрела другими глазами. Ну еще и потому, что мама и Олег – мы были представителями трех разных поколений, читавшими книг одновременно (даже вместе). И мамины комментарии, которые меня порой возмущали, и Олеговы, которые иногда казались наивными и детскими, а иногда мы с ним объединялись против мамы. А она говорила – мне, не Олегу: «Вот, станешь старше, глянешь на это иначе». А я уже не спорила, но внутренне возмущалась: мол, никогда, это дело принципа.

Книга Владислава Крапивина «Журавленок и молнии»

Потом я и в 20 лет перечитывала, и в 25, и в 30. Но вот шесть лет назад я польстилась и купила «Журавленка», переизданного в тонности, как книга моего детства (и которой у меня никогда не было – библиотечная) издательством «Дом Мещерякова». Была у них такая серия переизданий – точь-в-точь. С рисунками Медведева, с Журкой в костюме принца на обложке. При этом книга с «Журавленком» у меня давным-давно была – ее-то я и перечитывала, взрослая. Но, естественно, не такое издание.

А тут я и читать не собиралась – просто хотелось ИМЕТЬ, ЛИСТАТЬ, СМОТРЕТЬ на картинки. В общем, ОБЛАДАТЬ – в чисто физическим смелом, как предметом, а не как текстом, который, повторюсь, у меня был. Начала листать – ну, естественно, прочитала все, за один вечер, не отрываясь, будто не знала все-все досконально, а некоторые места чуть ли не наизусть.

И только тогда я поняла, насколько верное, без натяжек, это определение. Это книга – именно для детей и взрослых. Естественно, не всем детям и не всем взрослым, как и любая книга, она придется – не о том, речь. Это книга и детская, и взрослая одновременно. Я не только «к чему-то отнеслась по-другому» , чем в 12 или 18, или 25 лет (а каким-то своим представлениям 12 лет, наоборот, вернулась). Я вообще прочитала эту книгу иначе, увидела ее иначе. Не по-другому, а иначе. Ну, вот, у меня на кухне есть свое место – я на нем почти всегда сижу, когда ем, когда гости, когда просто болтаем на кухне. Но иногда – очень редко – я сажусь на другое место. И вижу ту же самую кухню ДРУГОЙ. Не потому что она изменилась (или даже я), а потому что я сменила ракурс зрения.

И я вижу очень тонко прописанные очень сложные (и довольно обычные одновременно) отношения в семье Журки, отношения между его родителями. Вообще для меня роман вдруг превратился, прежде всего, в роман о СЕМЬЕ. И про Иринкину семью, кстати, тоже – хотя там все это штрихами. И вообще вижу настоящий и сложный взрослый мир – своими уже взрослыми глазами, а не только настоящий и сложный детский мир – или настоящий и сложный взрослый мир глазами ребенка. Но главное, в этой книге все это есть одновременно. Все эти три мира. Даже четыре. Мир детей изнутри ребенка, мир взрослых – глазами ребенка и в его восприятии, мир ребенка – глазами взрослого, и мир взрослых – глазами взрослых. И одна и та же ситуация описывается одновременно с разных ракурсов – потому и получился таким неоднозначным – в детстве казавшийся совершенно однозначным – момент с отказом Журки от съемок. Он кульминационный, на него больше сего обращают внимания и ломают копья (причем часто ломают потому, что видят как раз только один из ракурсов). Но там такого МНОГО.

Эта книга, без преувеличения 10+ - без скидок на возраст: и детский, и взрослый, и одновременно и для детей, и для взрослых.

Из современных, я только одну такую книгу (в смысле, книгу, обладающую этим качеством – быть и взрослой, и детской одновременно) знаю. Тоже нашу, кстати. В смысле, российского автора – это «Подросток Ашим» Евгении Басовой. Ну, разве что она 12+, а не 10+ как «Журавленок». Еще раз, я только по этому параметру сравниваю – детская и взрослая одновременно – ни по каким другим.

А, почему, собственно, я об этом пишу сейчас? Как-то мне попалась фраза в моей френд-денте, от автора, писавшего о детской литературе. Мол, сейчас дети более взрослые:. Мол, в наше время (действительно – в наше, автор того поста, примерно, мне ровесник) «Журавленка и молнии» лет в 12 читали, а сейчас это так – для десятилетних. А 12-летние сейчас Джона Грина читают.

Ну, так вот – не берусь сравнивать детей «тогда» - и детей «теперь» - это опять-таки отдельная тема. Единственно, повторюсь: меня одинаково раздражают два внешне противоположных подхода. «Нынче дети малоразвитые, ничего не читающие и ничего не умеющие дебилы, не то, что мы в их годы» - и «Нынче дети гораздо свободнее, образованнее, умнее и т.д. и т.п., не то, что мы в их годы». По мне, второй подход даже опаснее, но оба не имеют никакого отношения к реальности. Но – еще раз – это отдельная тема.

Я вот читала Джона Грина – и считаю его одним из лучших подростковых современных западных писателей. Даже уже не так ненавижу его «Виноваты звезды» (они чудовищны своей спекулятивностью, хотя написаны исключииельно в его манере, в том числе, его лучших, на мой вкус, вещей, а «Уилл Грейсон, Уилл Грейсо» я вообще не читала – он, если судить по описаниям, еще более спекулятивный). Ну, хотя бы потому, что есть замечательные «Бумажные города» - и очень неплохая повесть «В поисках Аляски».

Его, действительно, можно читать и любить в 12 лет, хотя герои его вещей – в основном 16-17-летние. Но я ведь недаром назвала его не детским писателем, а «подростковым». Из Джона Грина вырастаешь. Как вообще верстаешь из подростковых книг. Из всех – даже самых лучших. (А из детских – далеко не всегда, кстати, или вырастаешь на время – пока не становишься взрослым). Это не «Журавленок и молнии» - и не «Подросток Ашим». Это, примерно, 25-30-летний автор (хотя самому автору может быть уже и больше, но вот его ипостась этого возраста), рассказывающая и показывающая мир от имени 16-летнего. Он еще хорошо помнит и чувствует этот возраст, но все равно остается 30-летним, рассказывая (даже если ему уже 40 или 50). В 12 лет этого не чувствуешь при чтении, в 16 – тоже. Может быть, даже в 25 кто-то не чувствует. А уже после 30 – очень даже.

Это как раз литература очень со скидкой на возраст – и для определенного возраста. Или для тех переростков, кто по той или иной причине проявляет особый интерес к подростковой литературе. То есть нишевая.

Вот чем отличался Сэлинджер и его «Над пропастью во ржи?» от того же Джона Грина? Почему он вышел из ниши? А тем, что автор сумел стать Холденом 17-лет, рассказать о нем, как 17-летний. Не будучи уже 17-летним. А я не видела ни одного по-настоящему хорошего объемного прозаического произведения, написанного автором до 19-20 лет, стихи, даже гениальные – есть, прозы – нет. В очередной раз повторюсь, в возрасте героев это обычно не замечаешь при чтении – а потом очень даже. Это, как ни странно, книга скорее детская. Из нее можно вырасти – а потом «врасти» снова, оценить – и без скидок на любой возраст (юный или зрелый).

А Грин – со «скидкой», и никуда от этого не попрешь. Также, как почти все современные западные подростковые книги (да и наши современные подростковые тоже) про «больных детей и подростков», намного слабее советских книг на эту тему. Впрочем, общим местом стало утверждение, что в «советской литературе дети не болели и от болезней не умирали». Неудивительно, когда это говорят люди относительно молодые (моложе 40) – их в этом убедили, а сами они уже не знают. Удивительно, когда об этом говорят люди моего возраста и старше – да еще занимающиеся – так или иначе – детской литературой. Потому что это совершенно не так. Потому что среди советских детских книг, где тема эта затрагивается, можно вспомнить и не одну, и не две – без скидок на возраст и время.

Современные такие, кстати, тоже есть, но на слуху-то как раз другие - подростковая попса от тех же «Виноваты звезды» до «Чуда» Паласио. Я, ксати, не говорю, что это плохо. И опять-таки повторяю – в детстве важно читать самую разнообразную литературу, не только попсу, но даже трэш. И потому, что иначе не сформируешь свой собственный вку. Но не только. Иногда в литературном смысле весьма слабые вещи могут оказать в детстве огромное и важнейшее формирующее влитие. И это важно. Но попса при этом все равно остается попсой. И это – факт.

А «Журавленок и молнии» остается книгой на все времена для детей и взрослых (хотя, конечно, не для всех).

Следующая страница: О детской литературе